27 марта 1911 года родилась поэтесса ВЕРОНИКА ТУШНОВА
ВЕСНА
***
Туч взъерошенные перья.
Плотный воздух сыр и сер.
Снег, истыканный капелью,
по обочинам осел.
И упорный ветер с юга,
на реке дробящий льды,
входит медленно и туго
в прочерневшие сады.
Он охрипшей грудью дышит,
он проходит напролом,
по гремящей жестью крыше
тяжко хлопает крылом.
И кипит волна крутая
с каждой ночью тяжелей,
сок тягучий нагнетая
в сердцевины тополей.
Третьи сутки дует ветер,
третьи сутки стонут льды,
третьи сутки в целом свете
ни просвета, ни звезды.
Краю нет тоске несносной.
Третьи сутки в сердце мрак...
Может быть, и в жизни весны
наступают тоже так?
***
Вот это и есть настоящее, да?
Вот эта тоска, темнота и вода,
бегущая с крыш по ста желобам,
спросонок, бормочущая в канавах,
где, скорчившись, спят нерожденные травы,
где хлюпает глина со льдом пополам.
Весна по проселкам и городам
проходит, тяжелые слезы роняя…
Тоска, подступающая к губам,
тебя никому, ни за что не отдам,
на самое светлое не променяю.
Лежи до поры, нерастаявшим льдом.
Я помню,
я знаю,
что будет потом!
***
Еще недавно сосны гнуло,
скрипели ржавые стволы,
над головой с округлым гулом
катились хвойные валы,
и вдруг спокойствие...
Легка
рука смирившегося ветра.
Крутые, налитые светом,
встают в полнеба облака.
Раздувшиеся паруса,
земля, готовая к отплытью...
Невероятные событья,
немыслимые чудеса!
Но вот опять
темно, туманно,
и к ночи дождик обложной...
Нрав у весны непостоянный,
да и к чему ей быть иной?
Она, как школьница-подросток,
сейчас поет,
сейчас грустна...
Приноровиться к ней непросто,
но ведь она - весна!
Весна!
Мы не деревья и не птицы,
не счесть людских забот и дел,
но как похорошели лица,
как взгляд у всех помолодел.
С весною опустели зданья,
и стала улица тесна...
Всем враз назначила свиданье
непостоянная весна!
***
В осиннике мгла затаилась седая,
ноздристый снежок по оврагам съедая,
а выше, по влажным дымящимся склонам,
подснежники глазом глядят изумленным
и ярко по вязким закраинам лужиц
блестят золоченые донца калужниц.
В извилистой балке,
далече-далече,
ручей
по-младенчески учится речи:
лепечет, картавит
и снова и снова
пытается без толку
вымолвить слово.
Зеленой иглой пробивается семя
сквозь лист прошлогодний,
по кочкам прогретым…
Была бы охота
да было бы время,
ты можешь участвовать в празднике этом.
Влезай-ка, презрев городские привычки,
ну, скажем, на Курском
в вагон электрички.
Шагай по дороге проселочной длинной,
усталый,
вспотевший,
измазанный глиной,
клянясь беспрестанно
не слушать советов
бездомных бродяг
и знакомых поэтов.
Но вскоре, ручаюсь своей головою,
великое чудо случится с тобою:
усталый,
вспотевший,
измазанный глиной,
начнешь ты улыбкой сиять
беспричинной,
подснежник сорвешь ты
рукою неловкой,
займешься
какой-нибудь божьей коровкой,
потом проберешься к ручью по овражку,
румяный,
без шапки,
пальто нараспашку.
Гоняться за первой капустницей будешь,
собьешься с дороги,
про время забудешь.
И либо сухарь безнадежный ты,
либо,
вернувшись,
за это мне скажешь:
Спасибо.
1953 г.
